#pomespenyeach

(Если кого-то сегодня мучает текст Игоря Николаева, послушайте лучше стихотворение Цветкова “было третье сентября”; ссылка, как обычно, в комментах)

Стихотворение не попадавшегося мне раньше автора (insert feminitive at leisure) Соколовой-Черкасовой попалось мне в ленте; текст, как легко заметить, очень темный, причем изысканно темный (“затаился на дне открытых дверей”), и в комментах развернулась оживленная дискуссия интерпретаторов; в частности, к кому относится финальное “дебил”? *** Про это стихотворение Парнок Гаспаров пишет в книге “Русский стих 1890-х-1925-го годов

в комментариях” (той самой, которая первым изданием вышла под комическим названием “Русские стихи”) — он приводит его как пример “правила скрещения рифмических цепей” (термин ad hoc, Гаспаров с некоторым недоумением отмечает, что это правило прежде нигде не формулировалось). Он пишет также, что на чью смерть оно написано — неизвестно, а “одна рифма в нем — неравносложная (какая?)”. Текст, который я нашел (и многие другие варианты) не имеет неравносложной рифмы, и мне это кажется по-своему логичным. Подражая М. Л., скажу: какая рифма в другом варианте была бы неравносложной, как вы думаете? *** В “Записях и выписках” есть такая запись: “Потребительское отношение к человеку у М. Цветаевой: зажечь им себя и выбросить спичку”. Вот стихотворение про человека, который не пошел на эту процедуру; посмотрите, какое бешенство вызвал этот вполне невинный шаг! Адресат — Петр Юркевич (в тот момент восемнадцатилетний; Цветаевой лет пятнадцать), студент-медик, воевавший потом и в гражданскую, и во Вторую мировую; но other than that он всю жизнь проработал в московской 36-й больнице, пройдя путь от ординатора до главврача. *** Стихотворение Бальмонта написано по следам студенческой демонстрации у Казанского собора 4 марта 1901 года; в 1899 году были приняты “временные правила”, позволявшие отдавать в солдаты студентов, обвиненных в антиправительственной деятельности (знакомо?), в январе 1901 эта мера была применена почти к двумстам студентам Киевского университета, 4 марта состоялась демонстрация в Петербурге (это к вопросу о цеховой солидарности; мне вот тоже всегда казалось, что она превыше большинства других), жестоко разогнанная; были убитые и раненые. 14 марта на благотворительном поэтическом вечере в Городской думе (!) Бальмонт прочитал это стихотворение; на вопрос агента охранки из зала — чье это, ответил “перевод с испанского”. Завели дело, последовал обыск, Бальмонта выслали из Петербурга, запретив проживание в столицах и университетских городах. Бальмонт уехал за границу и продолжил зажигать (“Наш царь — Мукден, наш царь — Цусима”), уже не пытаясь выдать это за перевод с испанского. По поводу Цусимы я писал раньше, что несмотря на этот абсолютно убийственный стишок, Бальмонт потом благополучно вернулся в Россию. Бывают странные, ну, это самое.

1737. Екатерина Соколова-Черкасова. Ну и вот, в реки я не попал, ушел в леса [2023]

1738. Николай Олейников. Посвящение [1928]

1739. София Парнок. Как неуемный дятел [конец 1920-х]

1740. Сергей Есенин. Небо ли такое белое [1917]

1741. Дмитрий Кедрин. Ты говоришь, что наш огонь погас [1944]

1742. Анна Ахматова. Каждый день по-новому тревожен [1913]

1743. Марина Цветаева. Месяц высокий над городом лег [ок. 1909]

1744. Константин Бальмонт. Маленький султан [1901]

1745. Лукьян Якубович. Поверие арабов [1828]

1746. Татьяна Вольтская. Руку на сердце положа [2016]