Sign up to save your podcasts
Or
Share Библейские сюжеты в сказках Андерсена. Часть 3 _ Анна Ильинична Шмаина-Великанова
Share to email
Share to Facebook
Share to X
Share to email
Share to Facebook
Share to X
Or
Библейские сюжеты в сказках Андерсена. Часть 3 _ Анна Ильинична Шмаина-Великанова
Народные легенды и собственные архетипы Андерсена: «Русалочка», «Гадкий утенок», «Розовый сад», «Оле Лукойе».
«Мой папа относился очень подозрительно к Андерсену, потому что папа очень не любил про смерть. В этом смысле для православного священника его позиция была совершенно не характерна, потому что он смерть просто ненавидел, как подобает медработнику. Он очень чувствовал амбивалентное отношение к смерти, у кого бы оно ни появилось. И, в частности, при чтении вслух «Гадкого утенка» он говорил: «А это он уже помер». Там же сначала описываются очень подробно его мучения, а потом дается некоторое summatim: «Не буду описывать всех злоключений этой зимы». И папа считал, что он успел умереть зимой, и это уже пакибытие. И, конечно, что-то от этого есть. <…>
Но вот по мнению Пастернака «Гадкий утенок» – самая лучшая история инициации – взросления художника. Конечно, это может быть и смерть, но это смерть и воскресение. То есть именно инициация.
И это случай откровенного архетипа, потому что выражение стало крылатым. «Гадкий утенок» говорят во всем мире о человеке который оказался совершенно иным, чем казался, и все понимают. Нам странно себе представить, что 150 лет назад это выражение ничего не значило, его не было. И мы видим, что можно это назвать христианским символом, а можно – универсальным».
Кроме этого в финальной части сказочного подкаста Анна Ильинична Шмаина-Великанова рассказала о том, почему Русалочка не такая уж и русалочка, какая общая функция у Оле Лукойе, Волчка Норштейна и Вилли Винки, и как Андерсен использовал сюжеты мидрашей в свои сказках.
Подкаст подготовила Елизавета Марантиди.
View all episodes
By 7seminarov Народные легенды и собственные архетипы Андерсена: «Русалочка», «Гадкий утенок», «Розовый сад», «Оле Лукойе».
«Мой папа относился очень подозрительно к Андерсену, потому что папа очень не любил про смерть. В этом смысле для православного священника его позиция была совершенно не характерна, потому что он смерть просто ненавидел, как подобает медработнику. Он очень чувствовал амбивалентное отношение к смерти, у кого бы оно ни появилось. И, в частности, при чтении вслух «Гадкого утенка» он говорил: «А это он уже помер». Там же сначала описываются очень подробно его мучения, а потом дается некоторое summatim: «Не буду описывать всех злоключений этой зимы». И папа считал, что он успел умереть зимой, и это уже пакибытие. И, конечно, что-то от этого есть. <…>
Но вот по мнению Пастернака «Гадкий утенок» – самая лучшая история инициации – взросления художника. Конечно, это может быть и смерть, но это смерть и воскресение. То есть именно инициация.
И это случай откровенного архетипа, потому что выражение стало крылатым. «Гадкий утенок» говорят во всем мире о человеке который оказался совершенно иным, чем казался, и все понимают. Нам странно себе представить, что 150 лет назад это выражение ничего не значило, его не было. И мы видим, что можно это назвать христианским символом, а можно – универсальным».
Кроме этого в финальной части сказочного подкаста Анна Ильинична Шмаина-Великанова рассказала о том, почему Русалочка не такая уж и русалочка, какая общая функция у Оле Лукойе, Волчка Норштейна и Вилли Винки, и как Андерсен использовал сюжеты мидрашей в свои сказках.
Подкаст подготовила Елизавета Марантиди.