Посленочь. Недодень. Мутно. Край океана точит небесный горшок, опрокинувшийся на него сыростью и туманом. Потому что ему больше нечего точить. Старики говорят, раньше там, на горизонте, была земля. Она не плавала и не качалась под ногами, как шляпка водорослей мутантов. Не уходила под воду, если ты сиганул на неё с крыши хижины. Цветок вынырнет, конечно, зажав в щепоть волосистыми лепестками и дом, и всех, кто там был, защищаясь от воды. Но мать успеет дать мне затрещину - зелёная мука, что она натирала с утра впрок, вымокла. А мне нет дела до зелёной муки, я удеру от матери в воду, как только цветок вновь раскроется на поверхности.

Мать, приложив руку горбушкой ко лбу, будет вглядываться в тёмную прохладную прозелень, качать головой и шептать:

- Ох, сорванец, не ходи далеко...

Но воздух в жабрах щекочет пузырьками. Жабры у нас, у сухопутов, не сравнить с рыбьими, слабоваты будут. Вот мать и боится, что уйду на глубину с дури, а вернуться не смогу.