Вся жизнь И.М. Малеина (1834 – 1910) связана с Тверью и её окрестностями – здесь он родился, учился, служил чиновником. С необыкновенной теплотой вспоминал Иустин Михайлович о детстве, рассказывая своим детям о первых годах своей жизни. Его воспоминания были настолько искренни и наполнены любовью, что сыновья (Александр, Виктор, Михаил, Николай) попросили записать их в виде рассказов. Так появилась рукопись «Мои воспоминания», которая была зачитана на заседании Тверской губернской архивной комиссии, члены которой высоко оценили этот труд и способствовали изданию книги.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Судьба моего отца. Бедность моих родителей.

Тяжелая работа отца.

 Дед мой по отцу был священником в селе Застолбье Бежецкого уезда; имя его Иоанн. Он имел пять сыновей, и все сыновья его были священниками и гражданскими чиновниками, а отец мой, Михаил -- только дьячком по следующим обстоятельствам.

 Господь даровал ему прекрасный голос, тенор, и этот голос принес ему сначала успех, а потом несчастье. По поступлении ученика Михаила Малеина в Тверское Духовное училище, на втором году, пришел в класс регент архиерейского хора и начал пробовать голоса учеников. У Михаила Малеина оказался очень хороший тенор, и регент тотчас зачислил его в хор певчих архиепископа Тверского Серафима. Владыка Серафим очень любил своих маленьких певчих. Нередко наблюдал за их игрой в бабки, наделяя их при этом пряниками и конфетами, а иногда и сам принимал участие в игре. Все шло прекрасно, но ничто не вечно на земле.

 Когда моему отцу исполнилось 16 -17 лет, у него стал ломаться голос, и оставаться в хоре певчим он не мог. Тогда отец мой поступил причетником в церковь села Бережай Бежецкого уезда, где и служил до совершеннолетия. По достижении возраста, дающего право жениться и быть священником, мой отец обратился с просьбой об определении в священники, но получил отказ. Не желая возвращаться в село Бережай, со слезами на глазах пошел он в Духовную консисторию, где узнал, что в селе Кушалине имеется свободное «праздное», причетническое место со взятием в замужество дочери бывшего священника Матвея Лебедева Марии Матвеевны. Отец отправился в Кушалино, где, посмотрев на невесту, изъявил желание вступить с нею в супружество, с обязательством кормить тёщу Федосью Яковлевну и двух своячениц, сестер моей матушки, Наталью и Анну, и занять место дьячка. 

 Причётнический доход от церкви и прихода составлял не более 70 рублей ассигнациями (20 рублей серебром) в год, а кроме этого, весь причт пользовался казенною землею. Каждый причетник мог высевать ржи от 10 до 14 мер, жита (ячменя) 6 - 8 мер и овса до 16 мер. Урожай от таких посевов и составлял единственную поддержку к существованию. Но само собой разумеется, чтобы получить хороший урожай, нужно и землю хорошо обработать. 

 И вот, мой отец вместе с семейством взялся за крестьянские работы. Сначала все у него не ладилось: не умел отец ни справить сохи, ни направить косы, ни пахать, ни косить, но надо было учиться и привыкать, иначе -- голод и безвыходное положение. Отец ко всему привык и всему научился, хотя, конечно, не так, как природный крестьянин. Отец сам пахал, сам сеял хлеб, молотил, косил траву, убирал сено, а мать моя и все семейство отца помогали ему в работах, и при этом отец мой никому никогда не жаловался на свое бедное положение; постоянно был весел, любил говорить со всеми и шутить. Про себя говорил: «Мишутка любит шутки». Очень любил он людей разговорчивых, а о молчаливых отзывался: «У них дубовые языки». Зато все и любили моего отца!

 В селе Кушалине были два священника, дьякон, два дьячка и два пономаря. Служба при двухкомплектном причте была не особенно тяжела, так как священники служили по очереди, а причетники могли и не все присутствовать на службе, за исключением царских дней. Так назывались дни рождения и тезоименитства не только Государя Императора и Государыни Императрицы и Наследника, но и всех Великих князей и княгинь. В эти дни, а их было немало, служба в церкви отправлялась обязательно, и к молебну обязан был весь причт полностью являться в церковь.  

 Один из таковых дней торжественных был в конце мая или в начале июня, и отцу моему крайне необходимо было вспахать свой надел земли, который находился версты за две с половиной от села. Еще до восхода солнца отправился отец в поле, надеясь вспахать всё до молебна, так как он обязательно должен был находиться в церкви во время царского молебна. Во время работы отец услышал благовест к обедне, затем звон «Во вся», далее опять звон к «Достойно», а между тем полоса земли остается невспаханною. Тут отец мой, видя, что ему не докончить пахоты, оставил в поле лошадь и соху и побежал в село, в церковь. В селе спрашивали отца: «Михаил Иванович! Куда так бежишь, все ли благополучно?» Отец отвечал: «Некогда, некогда, спешу на царский молебен!» Тут уже зазвонили к молебну. Отец ускорил бег и в чем пахал (домотканый пониток, босиком) побежал к церкви... Едва добежав до церковной двери, он упал без чувств на пороге и закричал: «Слава Богу -- поспел, поспел!» А в это время другой дьячок, Иван Степанович Садиков, тянул на правом клиросе: «Многая лета». Богомольцев по случаю полевых работ в церкви никого не было. Отец остановился на паперти, чтобы, как говорил, перевести дух и показаться священнику, что был у молебна. Когда весь причт выходил из церкви и дошел до паперти, отец мой подошел под благословение к священнику. Тот спросил его: «Что стоишь тут, Михаил Иванович? Никак ты не был у молебна?» -- «О нет, нет, я был! -- отвечал отец. -- И до сего времени не могу опомниться; с поля до самой церкви все бегом бежал. Чуть душа-то вон из тела не вышла. В дверях упал, а Иван Степанович тянул: «Мно-о-о- гая лета». Отец в этот день был уже не в состоянии что-либо делать.