Мы хотим рассмотреть несколько авторских версий сборки своеобразного пазла символического хронотопа, объединяющего людей, населяющих сопредельные территории в разные исторические периоды. Такое целое осмысляется как страна, нация, империя или даже цивилизация. Под хронотопом мы понимаем единство пространственного измерения (регионы), временного (исторические этапы последних веков) и символических маркеров, задающих основу общности. Такими маркерами могут быть религия, этничность, культура, династия, политическая идентификация; негативные маркеры формируют общность через противопоставление. На одном полюсе хронотоп страны — это прочное единство нарративов о непрерывном существовании и устройстве; на другом — конкуренция несовместимых проектов.

В вековой перспективе XX столетия Россия пережила отступление империи (1917), расширение (1945), новый отлив (1991). С конца 1990-х годов предпринимаются попытки удержания и расширения влияния, однако общая динамика выражает фазу сокращения. Это ставит проблему переформулировки (пост)имперского хронотопа: пересборки «нашего» и «ненашего».

Мы эскизно рассмотрим нарративы Солженицына, Сахарова, Гефтера, Фадина, Павловского, Ремизова, Крылова, Дугина и др., уделив внимание их разнообразию и слабой совместимости. Многие из них не совпадают с границами современной РФ и часто носят монологический характер, исключая диалог и согласование. В итоге противоречивое многообразие сходится к универсальному маркеру «нашего/ненашего», где принадлежность к целому оказывается условной и подвижной, а сам хронотоп утрачивает значение прочной рамки.

Тимур Атнашев, PhD, History and civilization (EUI, Florence). Сфера интересов — интеллектуальная история, история политических языков, история перестройки, политическая философия, бюрократия.

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение» 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

Российское Просвещение было частью Просвещения европейского; неимперская модерность в XVIII–XIX веках в России продумывалась и начинала реализовываться на практике. Планы перехода от централизованной деспотической власти к сообществу, основанному на институтах самоуправления, к конституционному правлению и федерализации разрабатывались от Радищева до Лунина и Муравьева и даже Александра I, но этот процесс был искусственно прерван. Эта классическая республиканская традиция ушла вглубь языка и общей культуры или перешла в латентное состояние, но не исчезла. Доклад поставит вопрос о том, как актуализировать снова эти латентные формы российской культуры.

Виктор Каплун — кандидат философских наук, доцент Исследовательского центра Res Publica ЕУ СПб. 

Журнал «Новое литературное обозрение»: https://clck.ru/3NsJC5

00:30 — Начало доклада

30:50 — Вопрос Татьяны Вайзер о слове «умоначертание»

32:33 — Вопрос Ирины Прохоровой о фигуре декабристов в советском каноне и сейчас

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение» 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

В теории плебисцитарной демократии Макса Вебера считается приемлемым сочетание таких двух форм правления, как монархия и демократия. XIX век знал данный феномен, как характерный для цезаристских или бонапартистских политических режимов. Концепция цезаризма - а именно так теоретики XIX века, включая Вебера, называли правление Наполеона III или Бисмарка - подходит и для описания некоторых аспектов современной политической системы России. Однако термин отсылает нас и к эпохе Цезаря и Октавиана Августа. Насколько концепция римского историка Диона Кассия, утверждавшего, что Август “смешал монархию и демократию”, поможет нам увидеть некоторые аспекты нашей современной жизни лучше? Каков характер возможных перемен, который может привести к неимперской модели политической жизни? 

Олег Хархордин, доктор философии, специалист по истории и теории республиканизма

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение» 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

Роман Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая» (1981) и повесть Семена Липкина «Декада» (1979–1980), написанные почти одновременно, но опубликованные лишь в период перестройки (1987 и 1989), обычно упоминаются вместе как художественные произведения, осмысляющие сталинские репрессии и этнические депортации. В обоих текстах память о депортациях и вызванной ими социальной травме рассматривается как необходимое условие будущего. У Липкина это будущее артикулируется прямо: финал его повести представляет философско-лирический монолог повествователя о возможности отделения вымышленной северокавказской республики Гушано-Тавларии от России. Финал романа Приставкина — сцена, в которой русский и чеченский мальчики-сироты смешивают кровь и становятся названными братьями, — может быть прочитан как притча о преодолении этнической вражды и жажды мести, характерной не только для чеченцев, но и для русских солдат, утверждавших, что Сталин был «слишком мягок» с непокорным народом. Оба произведения, рассказывающие о взрослении главных героев (у Липкина — одного из двух, Алима), одновременно критикуют одну из версий советского романа воспитания, основанную на упрощённой трактовке западноевропейской традиции (Диккенс, Мало). В ней взросление — это «преодоление трудностей», которые впоследствии остаются позади и служат гарантией этической состоятельности героя. Приставкин и Липкин настаивают: взросление невозможно без этического сосуществования с памятью о катастрофе, от которой нельзя уйти. В современной России этот «денормализующий» вектор памяти не только утрачен, но и намеренно вытесняется, чему способствует возвращение массовой культуры к советским нарративам «преодоления». В этих условиях оба произведения остаются значимыми не только как свидетельства репрессий, но и как эстетические тексты, утверждающие необходимость жить рядом с травмой, а не побеждать её.

Мария Майофис — историк культуры, приглашенный преподаватель Амхерст-колледжа.

Илья Кукулин — литературовед, приглашенный преподаватель Стэнфордского университета.

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение» 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

Кинопродукция грузинских режиссеров советского периода сформировала оригинальную известную школу грузинского кино. Начиная с образования киносекции, а затем и киностудии «Грузия-фильм», присутствие власти (цензуры) в кинопроцессе менялось. Отдавая должное официальной идеологии, а также идя вопреки ей, грузинские режиссёры старались передать в кино историческое представление о прошлом и настоящем Грузии и культурную память (Assmann J.) народа. На экране появлялись исторические события, личности, национальные традиции. Например, в многосерийном фильме «Берега» (1977), снятом по историческому роману Чабуа Амиреджиби «Дата Туташхиа» (1973–1975), за картинкой имперского периода, речь шла о советской Грузии и о противопоставлении личности, ставшей национальным героем, властям.

Каждый грузинский фильм был отмечен маркером грузинской национальной идентичности: язык, страна, культурно-национальные особенности и традиции; и более того, главным исключением, позволявшимся советскому грузинскому кинематографу, была тема православия/веры. Режиссеры по-разному обходили цензуру: вырезали неугодные отрывки фильмов, пользовались эзоповым языком или мифами. Деидеологизация советского кино, более того, культуры позднесоветского периода, началась с культового фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние» (1984), в котором на «национальном материале» поднимаются темы, связанные с репрессиями, диктатурой, судьбой личности и общества при тоталитаризме.

Новые политические эпохи формируют свою эстетику. Советская идеология осталась в прошлом и в 1990-х — начале 2000-х годов роль «просветлителей» в кино, и не только в нем, стали играть «воры в законе» и представители церкви. Было снято множество сериалов на криминальную тему. С середины 2000 -х годов в грузинском кинематографе появляется новый маркер национальной идентичности — травма перенесенной из-за постсоветских вооруженных конфликтов в Абхазии и Южной Осетии.

Елена Чхаидзе — доктор филологии, славист, компаративист. Сфера научных интересов: русская литература XX-XXI веков, грузинская литература, вопросы межнациональных литературных отношений, проблемы постимпериализма / постколониализма, мультикультурализма, коллективной памяти, национализма.

Книги и публикации:

Политика и литературная традиция: https://www.nlobooks.ru/books/nauchnaya_biblioteka/19673/

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение» 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

Советская многонациональная литература была вполне имперским проектом. Однако институционально, идеологически и эстетически она произвела не- и даже анти-имперское пространство. Оно складывалось на протяжении всей советской истории в качестве непредвиденного побочного продукта, но оказалось едва ли не единственной доступной площадкой и основным источником, доменом для формирования национального сознания на имперских окраинах. Причем, речь идет не о национальных, но именно о «всесоюзных» площадках. Дело в том, что именно в республиках цензурное и политическое давление было намного более жёстким, чем в «Центре», поскольку борьба с национализмом была для республиканского руководства безусловным приоритетом, основным показателем политической и идеологической лояльности. Как говорили в Украине, «когда в Москве режут ногти, в Киеве рубят пальцы», чему история советской многонациональной литературы дает немало примеров. Но было здесь и разделение функций. Если память о преступлениях империи против национальных культур хранилась в республиках, то антиимперский дискурс формировался именно в Москве, где для этого сложилось условия. Если в республиках культивировался комплекс виктимности и, соответственно, антиколониальный национальный дискурс, где доминировали ресентимент, обида, скорбь, то в Москве на официальном уровне транслировался и поддерживался интернационалистский дискурс, где доминировали идеи национального разнообразия, "взаимодействия и взаимообогащения". Все это создавало однонаправленный взрывной потенциал, который на волне либерализации привел к высвобождению накопившейся энергии национализмов и являлся одним из источников распада советской империи. В докладе рассматриваются эти процессы на уровне институций, оформляющего их дискурса и порождаемых ими эстетических практик.

Евгений Александрович Добренко — профессор русских исследований Департамента лингвистических и сравнительных культурных исследований Университета Ка-Фоскари (Венеция), историк русской литературы и культуры, исследователь сталинской культуры и социалистического реализма, истории российского и советского кинематографа, критической теории и советской культурной истории. Автор, редактор и соредактор 24 книг, а также более 300 статей, опубликованных на 10 языках.

Книги и публикации:

Госсмех: https://www.nlobooks.ru/books/gumanitarnoe_nasledie/26332/

Поздний сталинизм. Том 1: https://www.nlobooks.ru/books/gumanitarnoe_nasledie/26824/

Поздний сталинизм. Том 2: https://www.nlobooks.ru/books/gumanitarnoe_nasledie/28038/

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение» 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

Хотя концепция суверенитета была впервые сформулирована Жаном Боденом в XVI веке, исследования последних лет показывают, что «суверенизационные тенденции» наблюдались и ранее, в том числе в русских землях. Под этим понимаются притязания властей на независимость и внутреннее верховенство. Такие стремления были характерны не только для победивших государств вроде Московии, но и для проигравших — Твери, Новгорода, Бургундии. Особенно интересны случаи республиканского Новгорода, где в XV веке складывается идеология, обосновывающая его политическую самость на нестандартной для Руси — нерусской и нерусскоправославной — почве (см.: Лукин П. В. Новгород и Венеция, 2022).

Ещё менее изучены суверенизационные мотивы Твери. Хотя княжество уступило Москве в XIV веке, «Слово похвальное инока Фомы» середины XV века представляет тверского князя Бориса Александровича как «самодержавного господаря» и «цесаря», а Тверь — как «господарство» и даже «новый Израиль». В отличие от Новгорода, тверская идеология имела вселенский масштаб и метафизическое обоснование, стремясь утвердить суверенность через ассоциации с Иерусалимом и Константином Великим. Обе стратегии, впрочем, опирались на символические формы представления независимости и противостояли политике Москвы.

Журнал «Новое литературное обозрение»: https://clck.ru/3AmE72.

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение». 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

В докладе я хочу рассказать о биографии и эволюции политических взглядов известного деятеля Туркестана Сер-Али Лапина. Он придерживался разных и даже по своему противоположных проектов устройства Центральной Азии. Сначала, будучи на службе колониальной администрации Туркестана, он выступал активным сторонником интеграции местных мусульман в имперское пространство, наделения их равными правами с остальным населением. В 1917 году Сер-Али Лапин возглавил консервативную мусульманскую партию «Совет улемов», которая вела переговоры с Временным правительством и потом предложила план переговоров с новой советской властью, который включал в себя идею автономии. Однако, не найдя интереса со стороны большевиков к такому проекту, Лапин в том же 1918 году обратился к германскому правительству с предложением о создании независимого Туркестана с монархом из османской династии во главе. Хотя все его проекты потерпели крах, сама их последовательность отражает эволюцию общественных настроений и взглядов мусульманского населения в Центральной Азии, лидеры которого искали пути и способы получить свой собственный голос в новом глобальном мироустройстве XX века.

Сергей Абашин — этнограф, историк, доктор исторических наук, профессор факультета антропологии Европейского Университета в Санкт-Петербурге.

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение» 

Мы в Telegram: @nlobooks 

VK: https://vk.com/nlobooks 

www.nlobooks.ru 

https://nlo.media/

Доклад, прочитанный на XXIX Банных чтениях (https://goo.su/RZcgS).

Российская империя традиционно воспринимается как централизованное бюрократическое государство, однако на практике это определение отражает скорее идеологическую установку, нежели реальное устройство. Империя представляла собой сложную, неоднородную систему, в которой элементы государственности были лишь одной из граней. Бюрократический аппарат был представлен в основном в столицах и западных окраинах, тогда как в деревнях он практически отсутствовал. Хронический дефицит кадров компенсировался делегированием полномочий местным органам самоуправления, особенно земствам, активизировавшим участие дворянства в общественной жизни. Земства стали основой альтернативного проекта — не бюрократического, а самоуправляющегося общества. Противостояние чиновничьего Петербурга и земской Москвы отражало конкуренцию двух политических укладов и стало ключевым фактором трансформации общественной жизни в России XIX века.

Кирилл Соловьев, доктор исторических наук, профессор кафедры истории и теории исторической науки РГГУ.

00:30 — Начало доклада

22:40 — Вопрос Ирины Прохоровой о двойственной идентичности элит

30:35 — Вопрос Сергея Абашина об истории земства после империи

37:53 — Вопрос Ирины Прохоровой о мифологии земства

Мы в Telegram: @nlobooks

VK: https://vk.com/nlobooks

www.nlobooks.ru

https://nlo.media/

Из неимперских идей, существовавших в Московской Руси, на память, прежде всего, приходит идея общего дела, которая, в форме «дела государева и земского», прослеживается по источникам с начала XVI в. А из неимперских практик стоит назвать созыв так называемых земских соборов (сам термин, как известно, возник в середине XIX в. с легкой руки славянофилов). Между упомянутой идеей и соборной практикой существует непосредственная связь, на которую до недавнего времени исследователи не обращали внимания.

Статус «земского дела», поначалу бывшего лишь скромным дополнением к «государеву делу» (чаще всего так именовался военный поход), вырос к 1560-м гг. до «великих земских дел», а в годы Смуты – до «земсково вопчево дела» (так в грамотах Второго ополчения осенью 1612 г. был назван предстоящий собор для избрания царя).

Параллельно развивалась соборная практика, истоки которой обнаруживаются еще в годы правления Ивана III, а недолгий расцвет пришелся на период ослабления монархии в конце XVI – первой половине XVII в. Прекращение созыва соборов в 1680-х гг. означало завершение почти двухвекового цикла российской истории, характеризовавшегося возникновением и постепенным расширением поля публичной политики, которое, наряду с идеей общего блага, было неотъемлемой чертой государства раннего Нового времени по всей Европе, включая Московию.

Автор: Михаил Кром, историк, доктор исторических наук, и. о. декана факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге, университетский профессор исторической компаративистики.

Журнал «Новое литературное обозрение» No. 183 (5/2023): https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/183_nlo_5_2023/

Отчет о конференции в журнале: https://www.nlobooks.ru/upload/iblock/6be/y6eteoq0ltbd9bvvgmezqyf112kn6mfv.pdf

Это подкаст проекта nlo.media издательства «Новое литературное обозрение»

Мы в Telegram: @nlobooks

www.nlobooks.ru