"А ты знаешь, что поэтов Заболоцких было два?" — спросил как-то у Ольги Прохоровой ее дедушка, Никита Алексеевич Толстой. И хотя это некоторое преувеличение — во-первых, то же самое можно сказать про Пастернака или Мандельштама, во-вторых, некоторые стихотворения, — особенно первого этапа, можно было бы отнести ко второму — но все-таки эта граница между временем до и после лагеря действительно отмечает и существенную перемену в самой структуре стиха.

Я больше люблю "второго" Заболоцкого — это очевидно по соотношению уже появлявшихся в проекте стихотворений; не уверен, что из первого этапа здесь было что-то кроме хрестоматийнейших знаков зодиака. И знаю я его хуже — поэтому вот эта подборка из гигантского тома, который я купил на прошлом нонфикшене, для меня некоторое открытие. Какие-то стихотворения, вроде "Самовара" или хрестоматийного "Движения" или "Все, что было в душе" я знал, другие нет. "Фокстрот" я выбрал, наверное, за гавайский мотив, который перекликается с тем, что я сейчас перевожу у Янагихары. "Полезно ли человеку писать" — какая-то хармсовская, что ли, зарисовка. "Семейство художника”, и тем более "Все, что было в душе", про кузнечика — как раз такие тексты, которые перекидывают мостик в следующий этап.

985. Николай Заболоцкий. Форвард [1926]