
Sign up to save your podcasts
Or


Мне показалось неверным или малодушным, что ли, закрывать проект именно сейчас, и я выбрал для сегодняшнего выпуска то самое главное, самое священное, что защищает нас и наш язык, что дает надежду — Пушкина. (Это, конечно, напоминает и о страшных мыслях и стихах Блока столетней давности.) В этой подборке — относительно ранний Пушкин (из первого тома десятитомника, если точно выражаться), без хронологической последовательности, как попало; не только “законченные” и опубликованные стихотворения, но и наброски, вплоть до совсем обрывочного “Слаб и робок человек”. Совсем юношеское “Письмо к Лиде” пышет ближе к концу эротическим жаром такой температуры, что не удивлюсь, если, второпях дописав... ну, вы понимаете. “Мое беспечное незнанье” — это вариация на мрачную тему “ярма с гремушками”, которая в других формах проявляется в других текстах. “Восстань, боязливый” — из “Подражаний Корану” — прекрасный совет для нас всех, падших духом (причем универсальный, потому что там начало и конец не вполне логически сочетаются). Отрывочек “Я сам в себе уверен” звучит по-щербаковски. Стихотворение “Иной имел мою Аглаю” как-то раз на одной конференции для какого-то примера разбирал Гаспаров; он мельком спросил “Ну все ведь знают?” — и из зала закричали “давай подробности”, после чего он (наизусть, разумеется) его прочитал — как всегда, не заикаясь, когда читал стихи. Его офигительную интонацию на слове “понимаю” я помню всем существом; я попытался ее изобразить, но это бледный отголосок. Но вообще если есть за что уцепиться, на что надеяться — это Пушкин. Вот он.
1028. Александр Пушкин. Муза [1821]
By Виктор СонькинМне показалось неверным или малодушным, что ли, закрывать проект именно сейчас, и я выбрал для сегодняшнего выпуска то самое главное, самое священное, что защищает нас и наш язык, что дает надежду — Пушкина. (Это, конечно, напоминает и о страшных мыслях и стихах Блока столетней давности.) В этой подборке — относительно ранний Пушкин (из первого тома десятитомника, если точно выражаться), без хронологической последовательности, как попало; не только “законченные” и опубликованные стихотворения, но и наброски, вплоть до совсем обрывочного “Слаб и робок человек”. Совсем юношеское “Письмо к Лиде” пышет ближе к концу эротическим жаром такой температуры, что не удивлюсь, если, второпях дописав... ну, вы понимаете. “Мое беспечное незнанье” — это вариация на мрачную тему “ярма с гремушками”, которая в других формах проявляется в других текстах. “Восстань, боязливый” — из “Подражаний Корану” — прекрасный совет для нас всех, падших духом (причем универсальный, потому что там начало и конец не вполне логически сочетаются). Отрывочек “Я сам в себе уверен” звучит по-щербаковски. Стихотворение “Иной имел мою Аглаю” как-то раз на одной конференции для какого-то примера разбирал Гаспаров; он мельком спросил “Ну все ведь знают?” — и из зала закричали “давай подробности”, после чего он (наизусть, разумеется) его прочитал — как всегда, не заикаясь, когда читал стихи. Его офигительную интонацию на слове “понимаю” я помню всем существом; я попытался ее изобразить, но это бледный отголосок. Но вообще если есть за что уцепиться, на что надеяться — это Пушкин. Вот он.
1028. Александр Пушкин. Муза [1821]