В такие дни и часы непонятно, как пальцами двигать, не то чтобы искать, читать и выкладывать стихи. Я не могу зарекаться, но не прекращаю только потому, что это хоть какой-то способ (хотя я вижу, что число людей, которые к этому обращаются, и без того небольшое, сократилось, и это очень понятно) сохранить разум и чувства — я хотел бы надеяться, что нам они еще понадобятся. За длинной классической “Элегией” Введенского, отмеченной мрачным и стоическим фатализмом, следует стишок Югай, написанный как будто в течение последнего месяца (у поэтов так бывает). Мучительная, на разрыв аорты “Страна” Цветаевой, выражающая так многое из того, что чувствуем мы сейчас, неожиданно оптимистична хотя бы потому, что она явно утверждает (а вот правильно ли — не знаю), что речь идет о двух разных сущностях; и это, так сказать, пройдет. Прекрасное стихотворение Гандлевского все построено на лермонтовском подтексте, и это прямо редкий случай такого виртуозного обращения с (у Гандлевского вообще порядочно такого, как “сторожа кричат в Мадрите”). Сологуб тоже очень актуален. Стихотворения Берггольц и Петровых — о памяти военных лет и событий, у Берггольц относительно давних, у Петровых мучительно сиюминутных. Кончается подборка стихотворениями более философско-общечеловеческими, включая трогательный, почти любительский стишок Вяткина (арестованного в Сибири, где он жил, в 1937, умершего в заключении в 1941) из журнала “Вестник Европы” № 9–17 за, drum roll, 1917 год.

1071. Александр Введенский. Элегия [1940]