
Sign up to save your podcasts
Or


На этот раз у меня мало комментариев к подборке; как обычно, стихи говорят сами за себя, а уж есть про это что сказать со стороны или нет — это к самим стихам имеет мало отношения. У Кирсанова — характерное для него плетение словес, через которое встает зримая картина. У Ходасевича, как часто бывает — сложный формальный эксперимент, замаскированный так, что его совершенно не видно (в отличие от, скажем, Брюсова, который сразу гордо все показывает). В позднем стихотворении Пастернака сложная рифмовка в начале как будто отражает этот с трудом пробивающийся из-за гробовой доски голос. Стихотворение Долгановской отпугивает первой строкой (и тем, что оно, помимо прочего, было опубликовано где-то типа стихов-ру), но то, что происходит дальше, опровергает и то, и другое. Машинописную (видимо, авторскую) копию этого раннего стишка Дашевского на днях опубликовала Анна Наринская; впрочем оно, кажется, в печатные сборники тоже вошло. В коротком и на первый взгляд простеньком стихотворении Пушкина во второй строфе обычным языком начала XIX века выражена мысль, как мне кажется, совершенно для времени не характерная, мысль поэзии XX века; у Пушкина так вообще бывает нередко. У Шкапской неожиданное описание быта “первых людей”; мне чем-то напомнило “И вот он вырвался из чащи” Шефнера (было на ранних стадиях этого проекта). Размышление Самойлова о войне такое настоящее, что, скорее всего, в советские времена не публиковалось; буду удивлен, если это не так. Завершающее подборку стихотворение Кушнера — поэта, у которого часто бывают очень умные стихи (это не то же самое, что “поэт очень умный человек”, хотя оно необходимо) — в своем роде парное к “Верю я в бога или не верю в бога” (тоже было в проекте), только какое-то еще более пронзительное, в том числе потому, что в том своеобразное религиозное чувство автора просто декларировалось, а тут неназываемый бог участвует в разговоре — причем так, что в конце от этого вообще можно упасть в обморок.
By Виктор СонькинНа этот раз у меня мало комментариев к подборке; как обычно, стихи говорят сами за себя, а уж есть про это что сказать со стороны или нет — это к самим стихам имеет мало отношения. У Кирсанова — характерное для него плетение словес, через которое встает зримая картина. У Ходасевича, как часто бывает — сложный формальный эксперимент, замаскированный так, что его совершенно не видно (в отличие от, скажем, Брюсова, который сразу гордо все показывает). В позднем стихотворении Пастернака сложная рифмовка в начале как будто отражает этот с трудом пробивающийся из-за гробовой доски голос. Стихотворение Долгановской отпугивает первой строкой (и тем, что оно, помимо прочего, было опубликовано где-то типа стихов-ру), но то, что происходит дальше, опровергает и то, и другое. Машинописную (видимо, авторскую) копию этого раннего стишка Дашевского на днях опубликовала Анна Наринская; впрочем оно, кажется, в печатные сборники тоже вошло. В коротком и на первый взгляд простеньком стихотворении Пушкина во второй строфе обычным языком начала XIX века выражена мысль, как мне кажется, совершенно для времени не характерная, мысль поэзии XX века; у Пушкина так вообще бывает нередко. У Шкапской неожиданное описание быта “первых людей”; мне чем-то напомнило “И вот он вырвался из чащи” Шефнера (было на ранних стадиях этого проекта). Размышление Самойлова о войне такое настоящее, что, скорее всего, в советские времена не публиковалось; буду удивлен, если это не так. Завершающее подборку стихотворение Кушнера — поэта, у которого часто бывают очень умные стихи (это не то же самое, что “поэт очень умный человек”, хотя оно необходимо) — в своем роде парное к “Верю я в бога или не верю в бога” (тоже было в проекте), только какое-то еще более пронзительное, в том числе потому, что в том своеобразное религиозное чувство автора просто декларировалось, а тут неназываемый бог участвует в разговоре — причем так, что в конце от этого вообще можно упасть в обморок.