Хотя 19 октября и прошло, не стоит забывать, что это дата по старому стилю — а по новому 31 октября (вот когда лес роняет свой багряный убор!), так что мы как раз успели. Интересно, что часть дореволюционных дат запоминались и отмечались с поправкой на новый стиль — 7 ноября, а не 25 октября; а другие, как эта, запоминалась по филологическому, а не астрономическому принципу. Главное, что поражает при чтении Пушкина — это невероятная, на несколько порядков, разница в мощности текста между ним и современниками. Конечно, отчасти это связано с тем, что русский язык и литература в большой степени сформированы в фарватере Пушкина. Но все равно. Плюс, конечно, в очередной раз понятно, почему Пушкин это только и исключительно русский феномен, непонятный и непереносимый вовне: потому что гениальность — в том, как стоят слова, а не в том, что они значат. Ну то есть значат, конечно, тоже — но опять-таки это становится очевидно только в том оформлении, которое у них есть. *** Подборка эклектичная, ограниченная вторым томом — я взял ударное 19 октября и еще несколько стихотворений под эту дату, включая мрачнейшее 1827 года, “и в мрачных пропастях земли”. Интересно, что главное (самое большое) лицейское стихотворение написано всего за два месяца до восстания, когда все резко переменилось — и царя, за которого снисходительно выпивают, больше не было, и многие из перечисленных одноклассников оказались известно где. Меня поразил факт, которого я раньше не знал: сразу после восстания Горчаков, “счастливец с первых дней”, восходящая звезда МИДа, приехал к Пущину с английской визой и умолял его бежать. Пущин отказался. Горчаков, кстати, и есть тот будущий “несчастный друг”, которому было суждено пережить всех остальных одноклассников (он умер в 1883 году). Мне кстати, интересно, не была ли привычка Бродского, декларативно не любившего Пушкина (но заметим между тем “строчки из Александра” в финале этого его контраверзного стишка), регулярно сочинять рождественское стихотворение под Рождество — tribute’ом Пушкину, регулярно сочинявшему лицейское стихотворение в октябре. *** “Полу-милорд” — это, как известно, на графа Михаила Семеновича Воронцова; начинается с этого, потому что детство и юность он провел при отце, бывшем российским посланником в Лондоне; а во время Отечественной войны (точнее, после нее — 1815–18), между прочим, командовал российским оккупационным корпусом во Франции; помнил ли об этом Пушкин, когда сочинял “Клеветникам России”? С женой генерала, Елизаветой Ксаверьевной, у Пушкина вроде бы был роман (их свел другой ее любовник, Александр Раевский, быстро об этом пожалевший); сам Воронцов к романам жены относился спокойно, но Пушкина невзлюбил как непонятного выскочку. Что Пушкин, посланный Воронцовым на исследование нашествия саранчи, вместо отчета написал стишок “Саранча летела, летела” итд. — практически наверняка легенда.
