#pomespenyeach

Стихотворение Фета на наш слух начинается с полностью зарифмованного (AbAb) четверостишия, а потом вдруг переходит на зарифмованные только в четных строках (XaXa). Что вдруг? А дело в том, что “рекою — удалое” в фетовские времена рифмой никак не считалось, поэтому все четверостишия с его точки зрения зарифмованы одинаково. (Это я вычитал в одной из заметок Гаспарова об истории русской рифмы.) *** Про “Типичный случай” Уткина имею вопрос. Я вырос в убеждении, что это для определенного поколения — ну, относительных современников, и некоторого количества потомков, как мы, их внуки — абсолютно хрестоматийный текст. Но сейчас осознал, что слышал его (как обычно, в отрывках и без указания авторства) только от бабушки, а это ничего не значит. Вы знаете это стихотворение? *** Стараюсь сопротивляться собственным идиосинкразиям: слово “неразнимчато” вызывает у меня такое отвращение, что я даже пытался записать его как “неразнимчиво” (тоже ужасно, но чуть полегче). *** Одно из цветаевских стихотворений к знакомству с Мандельштамом — параллель к “На розвальнях, уложенных соломой”. *** За эти стихи, точнее, за строчку “Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе” над Пастернаком издевались — но, мне кажется, не тогда, когда это было написано (по-моему, в 1917 году, как и, скажем, в нынешнем, это вопрос абсолютно логичный), а существенно позже. *** Мне, наверное, просто так не повезло, но я абсолютно равнодушен к Парижу (да, я его плохо знаю и мало бывал — раз шесть? семь? — но это не очень важно). А вот Василий Кириллович любил. (Его портрет, который я нашел для подкаста, наводит на мысль, что все выдающиеся реформаторы русского стиха были африканского происхождения.)

1583. Николай Гумилев. С тусклым взором, с мертвым сердцем в море броситься со скалы [1911]

1584. Афанасий Фет. Вдали огонек за рекою [1842]

1585. Иосиф Уткин. Типичный случай [1935]

1586. Анна Ахматова. Годовщину последнюю празднуй [1939]

1587. Зинаида Гиппиус. Неразнимчато [1918]

1588. Марина Цветаева. Приключилась с ним странная хворь [1916]

1589. София Парнок. Вам со стороны виднее [1932]

1590. Борис Пастернак. Про эти стихи [1917]

1591. Василий Тредиаковский. Стихи похвальные Парижу [1728]

#pomespenyeach

Выпуск посвящен Армении; нелепые даты к стихотворению Шервинского связаны, видимо, с тем, что все его стихи были опубликованы in a bulk в финальном сборнике “Стихи разных лет” (1984). В культуре он остался больше всего известен как переводчик античных поэтов — но и других, включая армянских, он переводил много. *** У Мандельштама, конечно, стихов об Армении порядочно; он, как известно, называл Армению “младшей сестрой страны иудейской” (я думаю, армяне бы стали спорить), да и вообще поездка на Кавказ привела к очерку “Путешествие в Армению”, встрече с Борисом Кузиным (“Я дружбой был, как выстрелом, разбужен”) и возобновлению долго подавленного поэтического творчества. *** В двухчастном стихотворении Мориц первая часть более или менее понятная, а вторая совершенно дадаистская; не может так быть, что это уже признак душевной болезни, только поначалу она проявлялась вот так? Понятно, что это в высшей степени любительская психиатрия, которую я сам люто ненавижу; но все-таки? *** У Самойлова стихотворение проходное, у Петровых — вообще, по-моему, по-детски нескладное, а вот Брюсову есть что сказать: он едва ли не первым в русской культуре показал, что у Армении есть огромная древняя литература и прекрасная поэзия.

1575. Сергей Шервинский. Кондитер [1921–1984]

1576. Олег Чухонцев. Праздник лета в Ереване [1969]

1577. Осип Мандельштам. Дикая кошка — армянская речь [1930]

1578. Осип Мандельштам. Фаэтонщик [1931]

1579. Юнна Мориц. Армения [1983]

1580. Давид Самойлов. Армения [1974]

1581. Мария Петровых. Армения [1966]

1582. Валерий Брюсов. К Армении [1915]

#pomespenyeach

Только что перечитывал гаспаровскую заметку “Брюсов-стиховед и Брюсов-стихотворец”, и там Гаспаров, который практически всегда отказывался говорить о своих литературных пристрастиях, но Брюсова явно сильно любил, пишет, что когда в 1910 году Белый опубликовал “Символизм” (от которого пошла вся история русского стиховедения), Брюсов ужасно расстроился: как же так, это я главный спец, а тут кто-то публикует эпохальное произведение (эмоция очень понятная), и написал злобную, несправедливую рецензию. *** На стихотворения Грибоедова я наталкиваюсь каждый раз случайно, и каждый раз удивляюсь: как же так, он же вроде кроме “Горя от ума” ничего не написал (а стишок изобретательный). В первой строчке этого текста ритмическая инерция упорно заставляет меня увидеть прообраз первой строчки стихотворения “Могила неизвестного солдата” Аркадия Штейнберга — “Уставя фанфары, знамена клоня”; правда есть связь (что легко себе представить) или случайность? *** Сейчас какое ни возьми стихотворение каких-нибудь жутких лет, все актуально; вот и Кедрин, о младенце в бомбоубежище. Прав ли он, что это накладывает отпечаток на контур всей дальнейшей жизни? Думаю, что, к счастью, нет. *** Еще больше in-your-face в этом смысле — стихотворение Дона-Аминадо (у которого, кстати, есть книжка “Наша маленькая жизнь”, 1927); впрочем, кажется, оно все-таки не непосредственно биографическое  (хотя Аминад Петрович Шполянский после революции действительно уехал из Москвы — сначала в Киев, потом в Константинополь, потом-таки в Париж; но у него был не сын Данилка, а дочь Елена). *** Стихотворение Эренбурга, известное по музыкальной версии Сергея Никитина, неожиданно рифмуется с фетовским “Учись у них — у дуба, у березы”; это вообще характерная для русской поэзии эмоция (“Все это значит, что весна близка” — Леонид Мартынов, например) — климатически неудивительно. И справедливо: времена года пока что чередуются, хотя, конечно, как мы знаем по Миру льда и огня, и зимы, и другие seasons бывают избыточно долгими. *** Поскольку я после “Медного всадника” тоже привел в этом проекте длинное стихотворение графа Толстого, я чувствую себя вправе присоединиться к Немировской. *** Что такое русский оптимизм? Это вот как у Мандельштама: “Еще не умер ты”. Ну и год написания.

1566. Андрей Белый. Осень [1906]

В сегодняшней короткой подборке — вдумчивое стихотворение Слуцкого (все-таки он один из самых философских, в неожиданно хорошем смысле, советских поэтов). *** Короткий речекряк Лебедева-Кумача (интересно, а в немецкой печати появлялись летом-осенью 41 года заметки и стихи в духе “через месяц парад в Москве”? Я никогда про это ничего не слышал; вообще, конечно, нацистская повседневная жизнь, в том числе пропаганда — это непаханое поле, причем непаханое со всех сторон. На ютубе висит короткий документальный ролик про Берлин 1942 года: цветут цветы, дети играют в парках, люди ездят на велосипедах, сидят в кафе, болтают с друзьями, флиртуют. Тонны комментариев (англоязычных) — ах, как мило, как ностальгично, какая была прелестная спокойная жизнь итд. На чистом сливочном. Я до сих пор с трудом осознаю, что это не прикол. А вы говорите.). *** Про Присманову (1892, Латвия – 1960, Париж; уехала из России в 1921 году, в 1946 на патриотической волне приняла советское гражданство, но в СССР не поехала, в отличие от сестры с семьей) раньше никогда не слышал, увидел ее упоминание в статье Гаспарова, где отмечается ее необычная — в смысле нетипичная для эпохи — ритмика чего-то там, ну дальше уже полез посмотреть. Сын ее был крупнейшим французским гештальтистом. *** Текст Казакова интересен филологически, это такой “Пьер Менар, автор Дон-Кихота” в миниатюре, потому что стихотворение почти полностью состоит из приличного размера цитаты из Ивана Ивановича Дмитриева (1760–1837), обрамленной двумя строчками без всяких формальных признаков стиха (ну ок, первую можно натянуть на четырехстопный ямб). И что это в результате?

1558. Борис Слуцкий. Продленная история [1972–77]

#pomespenyeach

Классический сборник “Парнас дыбом” (Эстер Паперная, Александр Розенберг, Александр Финкель — удивительно, но ни у одного из них в годах смерти не стоит “1937”) выходил несколькими изданиями в Харькове в 1925–27 годах и содержал пародии на множество современных (и не только) поэтов; в позднесоветские времена про это начинание вспомнили, стали перепечатывать отрывки (кажется, я впервые про это прочитал в “Науке и жизни”, подборка которой с начала 60-х до середины 80-х на протяжении нескольких лет оставалась моим главным источником информации), несколько поэтов подхватили эстафету — отличные пародии Левитанского на мотив “Вышел зайчик погулять” я уже читал. Интересно, что в пародии (на довольно маргинальный сюжет про Веверлея) на Ахматову в строках из “Гостя” вместо “Я смеялась” было “Засмеялась я”, так что я даже удивился, читая оригинал; интересное наблюдение для исследователя ахматовского дольника. *** Интересно, “Алый цветок” Михаила Пляцковского (музыка Юрия Чичкова, мультфильм “Шелковая кисточка”) восходит к “Лиловому цветку” Гумилева? Последние строки стихотворения намекают, что может. *** Балагула — это не топоним, как я думал (по тексту сначала даже кажется, что гидроним), а средство передвижения, “особливий віз з напнутим від дощу і спеки полотном і з сидінням для людей; також: візник, що возить таким возом (доки не було залізниць, балагули з того жили, що їздили від міста до міста і перевозили людей)”. *** В “Нереиде” что-то не так с картинкой (или анатомией). Смотрите: она поднимает грудь над водой — ну ок, плывет на спине, норм; но как одновременно с этим можно отжимать, тем более струей, волосы? *** “Мы те, о которых скажут: — Счастливцы в 1917 году жили”. Ну-ну. *** Доломоносовскую (условно; понятно, что по-хорошему надо говорить по крайней мере “доломоносовскотредиаковскую”) поэзию средний читатель, даже любитель поэзии, почти не знает; настолько, что в сборнике силлабической поэзии из большой серии “Библиотеки поэта” почти все стихи Симеона Полоцкого публикуются впервые (это меня поразило). А стихи-то сильнейшие. *** По поводу Коржавина приведу цитату из частично-некрасовского выпуска этого проекта, который хотя не то чтобы давний, но по ситуации уже давний, antebellum: “Моя любимая история даже не про Некрасова, а про дух Некрасова, носившийся в давние времена над водами — про то, что в незавершенной поэме римского поэта I века н. э. Стация “Ахиллеида” Ахилл рассказывает, чему учил его кентавр Хирон. А учил он его, например, ardentesque intrare casas peditemque volantes / sistere quadriiugos, “в горящие входить дома и пешим летящие останавливать квадриги”. Насколько я помню, Vsevolod  Zelchenko и Роман Шмараков изучали этот вопрос подробнее и пришли к выводу, что никакой непосредственной связи, даже через какой-нибудь новоевропейский перевод, тут быть не может; как высказался Andrey  Andrianov, это просто основные опасности на селе в мирное время — пожар и понесшие лошади. (Также girl power!)” Кстати, Коржавин ровно об этом. *** Если кто из “бардов” и похож на Щербакова, так Новелла Матвеева.

1548. Анна Ахматова. Веет ветер лебединый [1918]

#pomespenyeach

На круги своя нужно въезжать с мощным мотором; ну и к тому же текущему идиотизму (во многом неизбежному, я понимаю) мало что может противостоять усерднее. Я сначала взял пару рандомных текстов из ПСС, потом пошел хронологически по 1821 году и дальше. В письме к Вульфу сначала идет бытовое приглашение (и наверное вот это “Что?” это такой риторический прием, но мне все время кажется, что от предыдущей строчки он уже отвлекся и думает о другом, и недоуменный взгляд адресата заставляет его опомниться: ну как же, бухло, бухло!). В стихотворном отрывке из письма к Гнедичу он обращается к одному из своих любимых эпизодов античной истории, к которому чувствует личную привязанность — ссылке Овидия, причина которой была Овидию объяснена, но нам осталась неизвестна. В “Кокетке” абсолютно бесценное устало-циничное отношение к “молодежи” — к собственному младшему брату, к дочери любовницы; рисуется он (ему 22 года) или правда так считает? В эпиграмме “Князь Г. со мною не знаком” перечислено множество отрицательных качеств (не меньше восьми), но в концовке самое убийственное. В стихотворении “Гречанке” лирический герой начинает воображать прежний (возможно, что полностью придуманный) секс своей героини (с которой, скорее всего, не может толком объясниться) — причем со своим культурным героем; и обрывает себя; по-моему, сильнейший и мало на что похожий эпизод. (И еще один пример коммуникации без коммуникации, на этот раз декларативный — “Иностранке”.) Об Аристиде, с которым сравнивается адресат послания “Когда средь оргий жизни шумной”, МЛГ в ЗГ пишет так: “Дело дошло до остракизма. Это было за несколько лет до нашествия Ксеркса. Во время голосования к Аристиду подошел незнакомый мужик с черепком. «Я неграмотный — напиши здесь имя за меня». — «Какое?» — «Пиши: Аристид». — «А ты его знаешь?» — «Нет, но больно уж надоело все время о нем слышать: Справедливый да Справедливый». Аристид взял черепок и твердой рукой написал свое имя”. (Так выбирают иноагентов.)

1536. Александр Пушкин. Из письма к Вульфу (“Здравствуй, Вульф, приятель мой”) [1824]

Сопроводительный текст получился длиннее обычного, сюда не влезет; смотрите в телеграме: https://t.me/sictransit

#pomespenyeach

(Рожь, рожь.) У меня случился некоторый технический сбой, поэтому сегодняшний выпуск ну такой, rump. Надеюсь компенсировать это в следующий раз. Это все еще продолжение сборника “РУССКОЙ ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА. 1890-1917”, которую в следующий раз опять-таки хотелось бы закончить; но там как раз очень интересный кусок. Вертинский, конечно, известен в первую очередь как шансонье (доказывающий в очередной раз, что никакие физические недостатки не мешают никаким достижениям и славе), и это стихотворение тоже песня; актуальность его, увы, тоже зашкаливающая (вплоть до сиюминутности — "закидали их елками"). Никулин — тот поэт-мужчина, который вошел в гаспаровскую антологию ста поэтесс серебряного века; он действительно писал стихи под женским псевдонимом, хотя на обложке честно указывалось, что это именно псевдоним. "Баллада" довольно трогательная; женский это взгляд (женщина оказывается способной на то, на что не хватает сил или духа ни у кого из мужчин) или мужской (и эта женщина — проститутка)? "Итальянские впечатления" Комаровского, очень натуральные и довольно тонкие — это на самом деле итальянские фантазии, ни в какой Италии бедняга никогда не бывал.

1512. Александр Вертинский. То, что я должен сказать [1917]

(А рожь etc.) Эта подборка, из всех иллюстраций к антологии “РУССКАЯ ПОЭЗИЯ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА. 1890-1917”, пожалуй, самая унылая — почти исключительно стихи крестьянских и рабочих поэтов, с несколькими исключениями либо сословными, либо, как в случае с Есениным, сущностными: ну да, вроде крестьянский поэт, но масштаб делает все эти привязки бессмысленными. Тут есть очень советские по духу стихотворения (“Гребцы” Самобытника) — действительно некоторые из этих поэтов стали вполне советскими, взять хоть Демьяна Бедного. Есть мрачно-крестьянские (“Черный знак” Карпова), есть радостно-крестьянские (“Лада в поле” Клычкова); есть мрачно-пролетарские (“Трубит заводская сирена” Герасимова), есть радостно-пролетарские (“Гудки” Алексея Гастева — интересные также тем, что это редкий для эпохи, а уж тем более для крестьянской или рабочей поэзии, натуральный, без оговорок, верлибр). Есть несколько стихотворений о травме чужбины, очень понятные ровно (плюс-минус, иногда почти точно) через сто лет — “План города Санкт-Петербурга” Агнивцева, “Шуршит ледок” Потемкина и, в меньшей степени, “На чужбине невеселой” Ширяевца. Есть трогательный и немножко нелепый эксперимент Радимова — простейшая бытовая сельская зарисовка, написанная элегическим дистихом (“Свиной Хлев”). Есть избыточно длинное стихотворение Горного про то, как все детали декадентской эпохи уже достали (кстати, про жаргон — там есть смешное употребление слова “валите”, но, кажется, не в том смысле, как мы обычно говорим сейчас) и надо сбежать в провинцию с непритязательной спутницей. Пожалуй, больше всего отзывается в сердце именно сейчас стихотворение Саши Черного — где, как нередко у него, за шуточками и прибауточками скрывается нетривиальная эмоция; она с одной стороны примыкает к известному кушнеровскому “Времена не выбирают” — мы, мол, жалуемся на нынешние времена, но в прежних нас бы просто не было (Гаспаров: “Существует ли прогресс? Конечно; только благодаря прогрессу мы с вами и разговариваем: тысячу лет назад мы бы оба умерли во младенчестве”); а потом он подспудно выворачивает к “да, все так, но ааааааААААААА!!!”

#pomespenyeach

(Сей; натыкаешься на окрик, что, мол, люди постят котиков или объявляют о каких-нибудь мероприятиях, когда такое происходит, и думаешь — может, правда? Может, это аморально? Ну и этот проект тоже, конечно, видимо, is past its prime, во всяком случае кажется, что число слушателей его невелико. От первой мысли меня удерживает небольшое, но постоянное количество слушателей из Украины, что видно в статистике подкастов; я думаю — если кто-то в этом аде находит силы на поэзию, как можно не найти их здесь. Про вторую не знаю что думать.)

Anyway. Круглов — священник, и это ярко богоборческое стихотворение (которым можно просто иллюстрировать разницу между богоборчеством и безбожием) в его устах убедительнее, чем было бы в иных. *** “Соломинка” — одна из многих мандельштамовских двойчаток; как большинство темных стихотворений, его можно долго и интересно разбирать (наверное, где-то у Гаспарова есть); сам Мандельштам к такой практике относился с отвращением, но это не то чтобы важно. Другое дело, что даже не понимая, о чем, собственно, тут идет речь, можно попасть (трудно не попасть) под дремотное влияние текста. *** У Казаковой используется типичное для русского контекста название “Помпея” (как у Брюллова) вместо правильного “Помпеи”; и типичное для русского контекста неправильное толкование древнеримского термина “плебей”. Интересно, что именно эта позднесоветская эпоха, кажется, отличалась особым интересом к Помпеям, причем в областях от античной истории весьма далеких; сюда же можно отнести удивительный фильм “Визит вежливости” Юлия Райзмана, хотя он, я вижу, постарше, 1972 года. *** Под говорящим номером оказалось вроде бы невинное стихотворение Олейникова — но все-таки можно его понять и как зловещее. *** Караскевич-Ющенко была довольно известным прозаиком (и это она представлена в виде тюремной мадонны в нашумевшей тогда картине Николая Ярошенко “Всюду жизнь”), но писала и стихи тоже. Покончила с собой Anna Karenina-style после того, как один из ее сыновей погиб на Первой мировой. *** Очень радует, что Кушнер продолжает писать стихи, и что его мудрая ироническая интонация та же. *** В стихотворениях Русс и Михайлик используется не то чтобы невиданный, но неизменно яркий прием — резкая, неожиданная концовка. *** Я говорил уже, что Кекова якобы засветилась среди каких-то неприятных подписантов, и настаивал, что к стихам как таковым это отношения не имеет. Но и ее свежие стихи, и издания, в которых она публикуется, заставляют меня сильно сомневаться и в самом факте.

1484. Сергей Круглов. Ночное [2008]